Красный вереск [За други своя!] - Олег Верещагин

Сидеть не имело смысла и становилось очень холодно. Олег поднялся на ноги… и голова закружилась так, что он сел вновь и быстро закрыл глаза. К головокружению присоединилась тошнота. "Плохо дело, — подумал Олег, — сотрясение мозга, стопудово… Надо идти. Надо."

Он все-таки поднялся, закинув за плечи поудобнее винтовку и автомат. Меч лежал под плащом, как влитой, словно часть Олега.

— Ничего. Дойдем, — сказал Олег, обращаясь к клинку. Его тут же вырвало желчью и водой. — М-м-м… — выдавил Олег, делая первый шаг. Он помнил карту и помнил, что Моховые — просто узкая цепочка гор, которую можно пересечь довольно быстро…

…если тебя держат ноги.

…Единственное, что помнил Олег — это что он точно держал направление. Несколько раз — падал, дважды — терял сознание и подолгу лежал в снегу, пока холод не приводил его в чувство. Еще дважды — не смог подняться сразу и полз; полз подолгу, вспахивая снег, словно плуг снегоочистителя. Один раз съехал в каменное ущелье и не меньше часа пытался из него выбраться, плача от бессилия и злости. А потом просто побрел ущельем и, перейдя холодный ручей вброд, вышел наружу…

Над горами клубились, громоздясь друг на друга, черные тучи. Олег помнил, что это означает приближение бурана. Но сил не было даже на то, что бы спрятаться — стоя на снегу, мальчишка смотрел не эти тучи равнодушным, усталым взглядом. Потом побрел вниз очередным крутым склоном.

Оказалось, что он идет прямо навстречу бурану. Когда он поднялся и на следующий склон, то увидел, насколько приблизились тучи. Они выглядели так страшно, так грозно, что Олег шагнул назад и все-таки огляделся в поисках убежища — черная точка на фоне изломов белых гор.

И увидел в полуверсте на юг, в распадке между гор, вельбот. И палатку — кислотно-оранжевую палатку рядом с ним на снегу. Никого не было видно.

Олег узнал по исковерканному борту тот вельбот, который попал под выстрелы Яромира. Похоже, данваны так и не догнали ребят, и поврежденная машина была вынуждена сесть тут. Олег не испугался. Палатка — вот о чем он по думал. Палатка — это была жизнь. И не важно, что за нее придется драться. Олег уже забыл, когда ему НЕ ПРИХОДИЛОСЬ драться за жизнь.

Казалось, вскрылся некий тайный резерв, спрятанный глубоко в организме. Олег побежал по склону. Скрыться было негде — и, если кто-то выглянет из палатки, его просто пристрелят. К счаетью, экипаж или спал или просто не желал высовываться, ожидая бурана.

Олег добрался до вельбота одновременно с ним — и полярный день тут же превратился в круговерть снега, белую и темную, воющую на разные голоса. Прислонившись к борту машины, мальчишка думал. Бросить внутрь гранату? Оставалась одна старая РГ42. Кроме того, взрывом сорвет палатку. Перебросив в руки автомат, Олег осторожно подошел ко входу, закрытому изнутри.

Сиплый вздох вырвался у мальчишки. Он чувствовал, как тепло и уютно там, за стенкой. Голова болела и кружилась. Ветер пронизывал до костей и плащ и рубашку.

Толчком всунув ствол автомата между створками полога, Олег веером выпустил внутрь весь магазин. Потом, спеша, полоснул неподатливый стык камасом и пролез внутрь.

Тут в самом деле было тепло — топилась переносная печка на сухом горючем, на ней, в удобном углублении, разогревались какие-то банки. Горела небольшая, но очень яркая лампа, в ее свете Олег понял, что не промахнулся. Трое данванов были убиты наповал и лежали на забрызганных кровью спальниках. Четвертый еще дышал, но как раз в тот миг, когда Олег шагнул к нему — дернулся и окаменел.

Что-то тихо шипело, и Олег не сразу сообразил — это исчезали дырки от его пуль в стенках палатки, ткань словно бы вскипала и затягивала отверстия.

Уже через силу мальчишка стащил невероятно тяжелые трупы в один угол. Потом — обнаружил, что и надрезанный им стык тоже затянуло. Олег поднес ладонь — стык послушно разошелся. Олег сбросил оружие, снаряжение, подсел к печке и протянул ладони к огню. Снаружи вовсю гудел буран, двойные стенки колебались, но не пропускали ветра, а его свист внушал спокойствие — пока там ревет и воет, никто не появится за экипажем. Ожигаясь, но не чувствуя боли, 0лег снял с печки банки — в одной оказался суп-пюре, пахнущий грибами, в другой — мясо с овощами. В открытом термосе нашелся кофе, тут же лежали галеты. Вздыхая от наслаждения, Олег принялся за еду. Сперва он боялся, что будет тошнить, но все сошло нормально, даже голова меньше кружилась и болела.

Зато начала мучить совесть. Он тут, в тепле, сытый, а ребята, — где-то в горах, им нечего жрать… Что с Йериккой и Яромиром — вообще большой вопрос… "Я же не виноват!" — успокаивал себя Олег. — Так получилось… Отдохну и пойду через горы, а потом — к озеру…" Захотелось спать. Вовсю зевая, Олег рылся в вещах пилотов в поисках аптечки. Наконец, попалось что-то похожее. Олег долго не мог найти бинт, потом вскрыл черный пакет и, едва начал разматывать и в самом деле оказавшийся там сероватый сверток, как тот вспенился желтоватой массой с больничным запахом. Принюхиваясь и самому себе представляясь дикарём, Олег кое-как забинтовал голову прямо поверх волос — и поразился тому, что мгновенно улеглась боль, голова перестала кружиться, а мысли — путаться. Никаких таблеток — хоть они и были — мальчишка принимать не стал, конечно. Вместо этого он разделся, развесил одежду вокруг печки и, насильно заставив себя почистить оружие, уснул, едва забравшись в наименее испачканный спальник.

Он не помнил, что видел во сне. Но точно — сон оказался невероятно чистым и светлым, потому что Олег проснулся с улыбкой, как давно уже не просыпался. Сейчас он был уверен в том, что все разрешится наилучшим образом. Он выберется из гор и найдет своих.

Олег потянулся, с острым наслаждением чувствуя, что сыт, выспался, согрелся, голова в порядке — и слыша, что буран кончился. Сидя на спальнике со скрещенными ногами, он размотал бинт, удивившись тому, что рана зарубцевалась, а вместе с бинтом снялась и высохшая кровь. Потом — закусил и наконец-то умылся. Это — уже спеша…

…Через шесть часов Олег спускался вдоль горного ручья, прыгая по камням, в долину. Впереди — на много верст! — лежала мокрая тундра. И светило солнце! Дождя не было. Ручей растворялся в бескрайних сырых просторах.

И Олег пошел к солнцу. На закат…

…Огромное красное солнце садилось куда-то за край этой унылой местности. Начавшее убывать Око Ночи светило в спину, четче выступали на небе большие звезды. Олег шагал прямо к этому солнцу, бездумно разглядывая его, слушая, как шлепают по сырой траве подошвы кут, как посвистывает где-то лемминг. Он шел так уже довольно давно, и лишь когда солнце на две трети утонуло в этой размокшей, скучной земле, понял, что это… ПЕРВЫЙ ЗАКАТ, КОТОРЫЙ ОН ВИДИТ НА МИРЕ!

Мальчик даже остановился, пораженный этой мыслью, не отрывая от заката взгляда.

— Осень пришла, — сказал он вслух, и звук собственного голоса, показался ему странным в этой тундровой тишине, где даже ветер молчал, словно его застрелили…

Впрочем — нет. Тут даже мысли о стрельбе казались какими-то неуместными, настолько спокоен, вечен и равнодушен был пейзаж. Наверное, он был таким и до того, как — вернулись славяне, и до данванов, и даже то того, как арии начали уходить с Мира по своим Радужным Дорогам… и когда вообще никто не жил под этим небом, и ничей голос не звучал в этом мире…

Олег повел плечами, чтобы стряхнуть оцепенение. И зашагал дальше, держа автомат наготове, в руке.

Солнце так и не село до конца. Превратилось в узкий раскаленный серп и застыло, и этот серп горел, славно зарево пожара, не увеличиваясь и не уменьшаясь… от этого казалось, что время и впрямь остановилось. К сердцу Олега подкатила неожиданная тоска. Потом Олег подумал, что, если остановился мир, то остановилась и война. И вельботы застыли, и бомбы, падающие с пилонов, и взмах камаса в руке горца, и палец снайпера-хобайна на курке, и танк, и летящая в него реактивная граната, и артиллеристы возле пушек, и рыже-черные кусты разрывов, и падающий на спину дружинник, и брызжущая из его пробитого горла кровь, и серебряные лезвия над головами рубящихся славян и хангаров, и их открытые в крике рты, и падающая стена дома, и споткнувшийся в атаке офицер горных стрелков, и пуля, которая через секунду должна убить его, и никогда не виденный (но ненавистный!) анОрмонд йорд Виардта по кличке «Палач» где-то в своем штабе…

Все застыло.

Вся огромная война.

Эта мысль почти испугала его. Он не знал, хорошо это или плохо — что война замерла. Полоска то ли заката, то ли уже восхода горела впереди.

— Я схожу с ума! — громко сказал Олег. С камней неподалеку с шумом, похожим на выстрелы, взлетела большая белая ушастая птица и понеслась прочь, неся в изогнутых парных когтях безвольно обвисшее тельце лемминга, с которого срывались, разбиваясь о камни, тяжелые, маслянистые капли крови. Эта реальная картинка привела Олега в себя. Он на секунду прикрыл глаза, а потом долго, тяжело, как после упорного бега, переводил дыхание.